В 1931 году на углу площади Революции и Петровской набережной началось строительство дома для политкаторжан.
Это был один из первых домов-коммун Ленинграда. В нем находилось 200 двухкомнатных и трехкомнатных квартир для членов Общества бывших политкаторжан и ссыльнопоселенцев. Предполагалось, что жильцы дома-коммуны будут совместно проводить время и питаться, поэтому квартиры предусматривали лишь кухни-шкафы. Зато на первом этаже располагались столовая. Предполагалось, что централизованное питание освободит советскую женщину от домашней рутины, но общепит так и не смог победить домашнюю кухню… Кроме этого, к услугам жильцов были детский сад, магазин (продуктовый распределитель), Музей каторги и ссылки, медпункт, мастерская, механизированная прачечная (в подвале), библиотека. На крыше был устроен солярий и видовая площадка. Не так плохо даже для современного элитного жилья!
Архитекторами Дома политкаторжан были Г. А. Симонов, П. В. Абросимов и А. Ф. Хряков. Созданное ими здание в стиле конструктивизма, с серыми стенами и узкими окнами сразу стало памятников своего архитектурного стиля, но в то же время вызвало неоднозначные отклики горожан. «Они (политкаторжане) привыкли при царе по тюрьмам сидеть, вот им и дом выстроили соответствующий» - говорили злые языки.
По одной из версий место для здания было выбрано самим С.М. Кировым - в непосредственной близости к крейсеру «Аврора» и площади Революции.
В 1934 году Дом политкаторжан был достроен. Любопытно, что к этому времени вышло постановление ЦК ВКП(б) где идея домов-коммун осуждалась в жестких выражениях:
«Проведение этих вредных утопических начинаний, не учитывающих материальных ресурсов страны и степени подготовленности населения, привело бы к громадной растрате средств и жестокой дискредитации самой идеи социалистического переустройства быта». Ленинградские власти учли замечания из центра, и последние квартиры дома получили «нормальные» кухни.
Дом политкаторжан на советской открытке начала 1950-хх годов
К сожалению, дом на Петровской набережной известен не только своими архитектурными формами, но и печальной судьбой своих обитателей. В конце 1930-хх годов 132 семьи из дома были выселены и повергнуты репрессиям. Этим событиям был посвящен печальный анекдот:
«Как-то среди ночи уцелевшие жильцы дома были разбужены звонками и громовыми ударами в двери. Политкаторжане бросились к лестничным площадкам, в ужасе гадая - «на кого падет очередной жребий». Внезапно их успокоил голос управдома: «Граждане каторжане, никакой паники! Все в порядке! Это пожарные! Горит первый этаж!»
Сегодня в память о жертвах репрессий, на доме висит мемориальная доска, а на площади Революции поставлен Соловецкий камень.
Дом политкаторжан (Россия) - описание, история, расположение. Точный адрес, телефон, веб-сайт. Отзывы туристов, фото и видео.
- Горящие туры в Россию
Предыдущая фотография Следующая фотография
Политкаторжане - официальный статус, который получали после 1917 г. жертвы царского режима, прошедшие тюрьмы и каторгу за подготовку революции в России. Среди них были не только большевики, но и анархисты, бундовцы, меньшевики, эсеры и даже последние старики-народовольцы. Специально для них на Петровской набережной Санкт-Петербурга в 1933 г. построили большое здание в стиле зарождающего конструктивизма. Это первый дом-коммуна, воплощение мечты о коллективном сосуществовании и освобождении женщин от домашнего рабства.
Конструктивизм - художественный и архитектурный стиль, для которого характерны простота геометрических форм, функциональность, отсутствие внешнего и внутреннего декора.
Первая «машина для жизни» в России
Здание имеет вид прямоугольного треугольника, его длинный катет протянулся вдоль Петровской набережной, короткий обращен к Троицкой площади. Сооружение собрано из неодинаковых параллелепипедов, поставленных со смещением друг на друга. Первый этаж строения со стороны Невы полностью остеклен. Из окон открывается роскошный вид на Петропавловскую крепость, веет свежий балтийский бриз, рядом стоит «Аврора».
Рассказывают, что место для дома выбирал лично С. М. Киров.
В каждой квартире была ванная комната с туалетом, но вместо кухни - только шкаф с плиткой и краном. Зато имелись общественная столовая-ресторан, детский сад, прачечная и гараж в подвале, солярий на крыше. Невиданный по тем временам уровень комфорта. Что же касается кухни, то предполагалось коллективное питание, а дома разве что чайку попить. Все предельно функционально, великий архитектор-конструктивист Ле Корбюзье называл подобные здания «машинами для жизни».
Дом политкаторжан сегодня
Обитатели Дома политкаторжан недолго наслаждались новыми квартирами. Скоро начались репрессии, и состав жильцов быстро поменялся. Новые обитатели уже не восторгались прелестями коммуны и стали обустраивать в квартирах кухни. Очень скоро общественная составляющая проекта сошла на нет.
Да, в наше время в Санкт-Петербурге есть квартиры и покомфортнее. Но очень мало домов с таким великолепным расположением. Рядом станция метро, в шаговой доступности прекрасные парковые зоны, Петропавловская крепость с ее музеями, за Троицким мостом - исторический центр Северной столицы. Жить здесь весьма престижно, несмотря на недостатки планировки.
Практическая информация
Адрес: Санкт-Петербург, Троицкая пл., 1.
Как добраться: на метро до ст. «Горьковская», на трамваях №№ 3, 6а или автобусах №№ 49, К30 до ост. «Троицкая площадь».
Модерновые доходные дома, сталинские высотки, дома-коммуны и многоэтажки 1970-х годов - не просто жилые здания, а настоящие городские символы. В рубрике « » The Village рассказывает о самых известных и необычных домах двух столиц и их обитателях.
На этот раз мы отправились в Дом политкаторжан - памятник конструктивизма с непростой судьбой: его жители - семьи бывших узников царизма - вскоре после постройки здания вновь стали жертвами, на этот раз сталинского режима. Мы встретились с младшей дочерью основателя Общества бывших политкаторжан и ссыльнопоселенцев известного революционера Давида Трилиссера : 85-летняя Людмила Давидовна Боровикова много десятилетий жила в доме и помнит, как он выглядел в 1930-е годы. Ее муж - академик Виктор Александрович Боровиков - рассказал, кто живет в доме сейчас. А эксперт по архитектуре Александр Стругач разъяснил, почему конструктивистские здания, которые многим не кажутся эстетически привлекательными, необходимо сохранять.
Архитекторы: Григорий Симонов, Павел Абросимов, Александр Хряков
Жилой дом Общества бывших политкаторжан
(Дом политкаторжан)
Постройка: 1929–1933 годы
Высота: 6–7 этажей
Дом Общества политкаторжан, построенный по проекту Г. А. Симонова и его учеников П. В. Абросимова и А. Ф. Хрякова, - одно из самых известных зданий эпохи авангарда в Санкт-Петербурге. Разумеется, это связано с его уникальным местом расположения. Жилой комплекс занимает участок, выходящий на Большую Неву по фронту Петровской набережной и на Троицкую площадь. Благодаря угловому размещению из квартир дома открываются виды на Петропавловскую крепость, стрелку Васильевского острова, Летний сад и Троицкий мост. Словом, более элитное место для жилья трудно себе вообразить.
Александр Стругач
архитектор, генеральный директор Simmetria Architectural Bureau
Для создания функциональной программы были приняты недавно разработанные положения об обобществлении быта. Предполагалось, что новый жилой комплекс станет полноценной «машиной для жилья», способной обеспечить весь жизненный цикл в едином общественном пространстве. В доме были устроены общая столовая, библиотека, детский сад-очаг, автоматическая прачечная и даже Музей каторги и ссылки. В жилых ячейках двух секционных и одного галерейного корпусов выделялись только кухни-ниши с небольшими плитами. Это решение, кстати, чем-то напоминает современные квартиры-студии. Жильцам дома предлагались не только балконы, но и общие террасы и солярий на плоской крыше. Словом, в проекте был заявлен просто потрясающий по тем временам уровень комфорта.
В конце 1920-х вся территория к востоку от нынешней Троицкой площади, тогда называвшейся площадью Революции, рассматривалась как перспективная зона жилого строительства. Участок, занятый сегодня пышно декорированными неоклассическими зданиями института «ЛенНИИпроект», собирались застроить жилым массивом РЖСКТ «Ленинградский печатник». Для этого Общество архитекторов-художников провело специальный конкурс. Первую премию получил проект Е. А. Левинсона и И. И. Фомина. Эффектные предложения представили Д. П. Бурышкин, Л. М. Поляков, М. М. Синявер и другие ленинградские архитекторы, также получившие премии.
Ни один из проектов не был реализован. Если бы это произошло, то сегодня мы могли бы видеть единый фронт жилой конструктивистской застройки вдоль всей Троицкой площади. Это был бы цельный ансамбль авангардной архитектуры в самом центре Петербурга. Градостроительный замысел так и не был воплощен, а строительство Дома Общества политкаторжан затянулось.
Изящно нарисованные в духе самых передовых тенденций модернистской архитектуры корпуса с ленточным остеклением, чистыми объемами балконов, тонкими, круглыми в сечении колоннами-стойками и летними террасами вдруг оказались неуместным анахронизмом. Дом стоял одинокой мрачноватой громадиной, частично прикрытой лесами. Таким мы видим его на фото 1930-х годов. Стройка пришлась на смену эпох и время радикальных перемен во вкусах высокого начальства.
Едва закончилось строительство, и жилой дом подвергли острой критике в печати. В лучших традициях того времени постройку ругали за техническое несовершенство: промерзание стен, отсутствие нормальных планировок и, разумеется, за незаконченный грубый характер внешнего облика. В газетах были опубликованы жалобы как видных деятелей культуры, так и простых рабочих. В профессиональной прессе критики и рецензенты писали о явно незавершенном внешнем облике дома, требующем обогащения в будущем. Предлагали добавить элементы классических архитектурных форм, а также украсить фасады скульптурой.
Очень скоро и за недавно переехавшими в новые квартиры жильцами зачастили по ночам черные автомобили с по-военному экранированными фарами.
Архитектура дома тогда осталась чистой от чуждых привнесений. Фасады оштукатурили, сделав легкий руст, напоминающий о корбюзианских мотивах. Новая попытка обогатить фасады была предпринята уже в 1950-е, когда достраивали комплекс «ЛенНИИпроекта». Был подготовлен эскизный проект единого неоклассического фасада вдоль всей площади. Но и тут Дом политкаторжан устоял. Эпохи опять сменились, а руководитель пышного проекта обогащения архитектор О. И. Гурьев оказался в опале, остался почти без работы и вынужденно ушел в преподавание.
Сегодня центр Петербурга уже невозможно представить без Дома политкаторжан. Его чистые и ясные архитектурные объемы, 75-метровое ленточное окно первого этажа и эффектные балконы-консоли вошли в иконографию открыточных видов города. Этот дом будет наглядно демонстрировать потомкам, с чего начиналась на рубеже 1920–30-х годов архитектура модернизма, ставшая «большим стилем» XX столетия.
Людмила Давидовна Боровикова
мастер по велоспорту
Виктор Александрович Боровиков
академик, многократный чемпион и рекордсмен по плаванию, почетный житель Петроградского района Петербурга
Виктор Боровиков: Общество политкаторжан создавал и возглавлял Давид Трилиссер - и, я считаю, последнее слово о том, где и как строить дом, было за ним. Специально для него была выстроена эта квартира - самая большая в доме и по сей день. Она изначально предполагалась как трехкомнатная, но при строительстве одну комнату добавили от соседнего подъезда (вместе с комнатой, в послевоенное время ставшей кухней, в квартире было пять комнат. - Прим. ред.) . Жильцов тут было четверо: сам Трилиссер, его жена и две дочери.
Людмила Боровикова: Этот дом всегда был необыкновенным. Здесь был свой клуб во дворе с огромным залом. Когда отец умер (в 1934 году в возрасте 50 лет. - Прим. ред.) , в этом зале стоял гроб. Мама мне рассказывала, что вся площадь была занята людьми. Мне было четыре года, я мало что понимала и спросила: «Мама, что это? Какой-то праздник?» Мама ответила: «Это хоронят твоего отца».
Виктор Боровиков: Киров постановил похоронить Давида Трилиссера на Марсовом поле, а на следующий день Кирова застрелили. Сейчас ее отец похоронен на Коммунистической площадке напротив Александро-Невской лавры. Недавно приезжал Кирилл, патриарх, и ставил вопрос о том, что перед храмом не должно быть могил, тем более коммунистических - мол, надо их переносить.
«Здание совмещало клуб-музей и общественное жилье, предоставляя, согласно условиям конкурса, максимальные удобства „в смысле удовлетворения культурных потребностей общественной и личной жизни при наилучших гигиенических и санитарных условиях“ членам Общества, „в большинстве уже немолодым и частично потерявшим здоровье“.
Несмотря на общепринятое название, относится к так называемым „домам переходного типа“, где, в отличие от домов-коммун, не было полной коллективизации быта, ломавшей институт семьи, но обобществлялся целый ряд хозяйственных и общественных функций. Во всех этажах здания, кроме первого и подвального, располагались двух-пятикомнатные квартиры, в которых имелись ванная комната с умывальником, уборная, стенная кухонная ниша („кухонный блок“) и мусоропровод. Первый этаж занимали общественные помещения: Музей каторги и ссылки со зрительным залом, библиотека-читальня, зал заседаний, комнаты для занятий, столовая-ресторан с кухней, детский сад-ясли, амбулатория. Помимо этого, здесь же находились закрытый магазин-распределитель, коммутаторная и домовая контора, а в подвале - механизированная прачечная, газоубежище, овощехранилище, котельная».
Из каталога Государственного музея истории Санкт-Петербурга «Архитектурная графика эпохи конструктивизма»
Людмила Боровикова: В огромном зале клуба, я помню, были концерты, в том числе для детей. Показывали кино, там же проходили сборы (зал был рассчитан на 500 мест, там были киноустановка и эстрада. - Прим. ред.) . Во время блокады крыша клуба упала. Сейчас никакого клуба, конечно, нет.
Внизу находилась столовая. В квартирах изначально не было кухонь - точнее, были ниши с электроплитками, нагревателями и баками с водой, чтобы подогревать еду, а потом мыть посуду. Такая ниша сохранилась в комнате нашего сына. В столовой вы могли заказать еду. Если кто-то не хотел есть в самой столовой, можно было взять в специальные судки первое, второе, салаты - и поднять в квартиру. Все было сделано для того, чтобы людям поменьше заниматься хозяйственными делами. Но мама почему-то в этой столовой ничего не брала: помню, мы с ней лишь однажды ходили туда с судками. Столовая закрылась перед войной, а сейчас на ее месте находится детский сад. В советское время детский сад в доме тоже был, причем для своих, для жителей.
Лифт в подъезде был очень широкий - больше, чем сейчас. Он был очень красивый, отделанный деревом, с зеркалом. Его поменяли несколько десятков лет назад.
В доме была своя библиотека, великолепная, огромная (в доме и сейчас находится Троицкая библиотека , но, по словам героев, она выглядит иначе. - Прим. ред.) . К библиотеке вел широкий балкон, где стояли столики и шезлонги. Вы могли взять книгу и читать на воздухе.
На крыше находился солярий - мало того, там еще был душ. Люди выходили на крышу, общались с удовольствием.
Виктор Боровиков: Сейчас туда часто ходят школьники, молодые и пожилые люди. Вид с крыши хороший. Я вызываю милицию, потому что там пытаются жарить шашлыки.
Людмила Боровикова: Конечно, дом ведь может сгореть. Поставили металлические двери, чтобы закрыть чердак и крышу, так двери постоянно кто-то вскрывает. Спускаемся вниз - стоят парни и девицы, которые не имеют отношения к дому. Может, они загорали на крыше или еще чем-то занимались. Вообще-то рядом правительственная трасса, к «Авроре» постоянно с мигалками ездят - надо, чтобы не было этого безобразия.
Виктор Боровиков: С Людмилой мы познакомились в 1956 году в бассейне на Большой Разночинной. Она была студенткой Института физкультуры имени Лесгафта (Людмила Давидовна - мастер по велоспорту. - Прим. ред.) , пришла на практику, а я уже был рекордсменом Общества науки и выступал за Горный институт. Я ее раз-два проводил, несколько месяцев мы дружили, а потом расписались и уехали в Норильск.
Из Норильска мы вернулись в 1960 году - и только в это время в доме небольшие жилые комнаты переделали в полноценные кухни. Провели газ, поставили плиты. Эту квартиру теща сдавала. И в нее мы вернулись, получается, только спустя 40 лет после смерти Давида Трилиссера.
Большинство нынешних жильцов в доме - те, кто получили квартиры по наследству. Из новых - те, кто могут позволить себе купить. Вот над нами куплена квартира за 25 миллионов рублей. Владелец, молодой парень лет 40–50, приходил: «Давайте я и вашу квартиру куплю». А зачем нам продавать? Нас все устраивает.
В большинстве квартир планировку переделывали. Любыми способами расширяли жилую площадь: добавляли за счет пустующей части шахты лифта, кто-то сносил части колонн, которые были внутри комнат. Сейчас на чердаке, где было нежилое помещение, кто-то пытается строить квартиры и пробивает потолок. А у нас все осталось в прежнем виде.
Людмила Боровикова: У нас даже краска на стенах осталась, как при постройке, - мы не стали клеить обои. Единственное - мы поменяли окна: были старые дубовые рамы, из которых здорово сквозило.
Дом состоит из трех соединенных корпусов. Со стороны набережной - коридорная система (однокомнатные квартиры выходят в длинный коридор, проход в который из парадной закрыт отдельной дверью. - Прим. ред.) , там все квартиры с видом Неву. В нашем корпусе все квартиры выходят на Троицкую площадь, а в следующем - частично во двор.
Из бытовых минусов - у нас холодно. А из плюсов - в стенах есть встроенные шкафы, очень удобные. Изначально в квартирах были ванные. Да, ванная комната с окном - но тут при всем желании ничего не разглядишь с улицы. Саму ванну мы, конечно, поменяли, а изразцовые плитки не трогали - только заклеили.
Многие подвалы в доме скуплены. На том конце дома, например, какой-то магазин сувениров. По нашей стороне сейчас работает центр аутистов (образовательный центр для людей с аутизмом «Антон тут рядом». - Прим. ред.) . Соседство с ними на нас никак не сказывается: тут нет каких-то точек соприкосновения, чтобы можно было с кем-то поговорить.
Виктор Боровиков: То, что дом является памятником, вероятно, приведет к тому, что резко повысят кадастровую стоимость квартир и, конечно, налоги увеличатся. Это самое страшное для простых людей типа нас, пенсионеров.
Лет десять назад к нам приходили из комитета по охране памятников: у нас за шкафом есть дверь в соседнюю комнату - заставляли отодвигать шкаф, показывать, что дверь мы не убрали.
Людмила Боровикова: В 1935 году (когда Общество политкаторжан было распущено, а из 144 семей 132 были выселены и репрессированы. - Прим. ред.) я была слишком мала, чтобы что-то понимать.
Виктор Боровиков: Мы между собой - с родственниками тех, кто здесь жил - обсуждали. Все рассказывали - того репрессировали, другого, третьего. В каждой квартире кто-то был репрессирован. И потом, уже после войны, поселяли сюда людей, не имеющих отношения к политкаторжанам. Хотя возвращались и некоторые из прежних жильцов.
На доме есть мемориальные доски, но к Людмиле не обращались, когда их устанавливали. В сквере установлен Соловецкий камень (памятник жертвам политических репрессий в СССР. - Прим. ред.) . Рядом с ним собираются участники «Мемориала» (в День памяти жертв политических репрессий 30 октября. - Прим. ред.) , я выхожу, милиция здесь всегда... «Мемориал» тоже свои интересы отстаивает. Я пытался у них спросить: «Кто вам платит? Американские организации?» Они не хотят общаться. Я не за коммунистов и не за «Мемориал». Просто все в мире устроено так: идет борьба за привилегии. Равенства и братства не существует, личные интересы превалируют над общественными.
Из справочника «Политические репрессии и сопротивление тоталитарному режиму в Петрограде-Ленинграде». Автор-составитель - А. Д. Марголис
Жилой дом-комунна Общества бывших политкаторжан и ссыльнопоселенцев в Санкт-Петербурге. Историческое здание в стиле конструктивизма, построенное в 1929-1933 годах по проекту Г. А. Симонова, П. В. Абросимова и А. Ф. Хрякова для почетного проживания старых революционеров — жертв репрессий царского режима.
Дом стал одним из первых домов-коммун в Ленинграде, он был построен по инициативе и на средства Ленинградского Общества бывших политкаторжан и ссыльнопоселенцев, куда входили сторонники разных политических партий — большевики, меньшевики, эсеры, бывшие народовольцы и остальные, пострадавшие в годы борьбы с царизмом. Расселение жильцов в коммуне предполагалось из расчета один человек на комнату с общим бытом — дом включал в себя зрительный зал, столовую, детский сад, магазин-распределитель, библиотеку, клуб, музей каторги, солярий, прачечную и гаражи.
Дом политкаторжан в плане выглядит как треугольник и состоит из трех корпусов высотой шесть и семь этажей с внутренним двориком. Главный фасад выдержан в стилистике супрематических композиций, он асимметричен и состыкован из двух неравных по высоте корпусов, взаимно сдвинутых друг на друга. В месте сочленения они связаны балконами и навесом на тонких круглых столбах. Общественная зона первого этажа выделена линией остекления. Торец дома превращен в полуцилиндр.
В доме политкаторжан было устроено 200 квартир. Два корпуса включали в себя двухкомнатные квартиры, а один (выходящий на Троицкую площадь) — трехкомнатные. Жилье было оснащено горячим водоснабжением и ваннами. Первоначально квартиры не предусматривали отдельной кухни (только кухни-шкафы для подогрева), а питаться жильцы должны были в общественной столовой. Но позже квартиры были перепланированы и каждая получила нормальную кухню.
В июне 1935 года Общество политкаторжан было ликвидировано, а большинство жильцов — 132 семьи — репрессировано. В 1987 году на Доме политкаторжан была установлена памятная мраморная доска, а в 1990 году на Троицкой площади был заложен Соловецкий камень — памятник всем жертвам ГУЛАГа.
Крыша дома политкаторжан пользуется популярностью у руферов, потому что с нее открывается очень красивая панорама ближайших окрестностей.
Дом политкаторжан включен в Список вновь выявленных объектов, представляющих историческую, научную, художественную или иную культурную ценность.
Туристу на заметку:
Посещение дома политкаторжан будет интересно туристам, интересующимся архитектурой первой половины XX века, а также может стать одним из пунктов экскурсионной программы во время знакомства с соседними достопримечательностями — (где расположен Государственный музей истории Санкт-Петербурга), Кронверкской набережной,
Дом № 1
Дом политкаторжа́н - жилой дом эпохи конструктивизма на углу Троицкой площади и Петровской набережной в Санкт-Петербурге .
В память о многочисленных репрессированных обитателях дома в сквере на Троицкой площади в 1990 году был установлен Соловецкий камень , а на доме во дворе - мемориальная доска; автор Богомолов, сын Богомолова Ивана Дмитриевича, члена общества Политкаторжан и ссыльнопоселенцев и Шлиссельбургского землячества, расстрелянного в сентябре 1938 года.
Напишите отзыв о статье "Дом политкаторжан"
Примечания
См. также
| Это заготовка статьи о Санкт-Петербурге . Вы можете помочь проекту, дополнив её. |
Отрывок, характеризующий Дом политкаторжан
На третий день своего приезда в Москву он узнал от Друбецких, что княжна Марья в Москве. Смерть, страдания, последние дни князя Андрея часто занимали Пьера и теперь с новой живостью пришли ему в голову. Узнав за обедом, что княжна Марья в Москве и живет в своем не сгоревшем доме на Вздвиженке, он в тот же вечер поехал к ней.Дорогой к княжне Марье Пьер не переставая думал о князе Андрее, о своей дружбе с ним, о различных с ним встречах и в особенности о последней в Бородине.
«Неужели он умер в том злобном настроении, в котором он был тогда? Неужели не открылось ему перед смертью объяснение жизни?» – думал Пьер. Он вспомнил о Каратаеве, о его смерти и невольно стал сравнивать этих двух людей, столь различных и вместе с тем столь похожих по любви, которую он имел к обоим, и потому, что оба жили и оба умерли.
В самом серьезном расположении духа Пьер подъехал к дому старого князя. Дом этот уцелел. В нем видны были следы разрушения, но характер дома был тот же. Встретивший Пьера старый официант с строгим лицом, как будто желая дать почувствовать гостю, что отсутствие князя не нарушает порядка дома, сказал, что княжна изволили пройти в свои комнаты и принимают по воскресеньям.
– Доложи; может быть, примут, – сказал Пьер.
– Слушаю с, – отвечал официант, – пожалуйте в портретную.
Через несколько минут к Пьеру вышли официант и Десаль. Десаль от имени княжны передал Пьеру, что она очень рада видеть его и просит, если он извинит ее за бесцеремонность, войти наверх, в ее комнаты.
В невысокой комнатке, освещенной одной свечой, сидела княжна и еще кто то с нею, в черном платье. Пьер помнил, что при княжне всегда были компаньонки. Кто такие и какие они, эти компаньонки, Пьер не знал и не помнил. «Это одна из компаньонок», – подумал он, взглянув на даму в черном платье.
Княжна быстро встала ему навстречу и протянула руку.
– Да, – сказала она, всматриваясь в его изменившееся лицо, после того как он поцеловал ее руку, – вот как мы с вами встречаемся. Он и последнее время часто говорил про вас, – сказала она, переводя свои глаза с Пьера на компаньонку с застенчивостью, которая на мгновение поразила Пьера.
– Я так была рада, узнав о вашем спасенье. Это было единственное радостное известие, которое мы получили с давнего времени. – Опять еще беспокойнее княжна оглянулась на компаньонку и хотела что то сказать; но Пьер перебил ее.
– Вы можете себе представить, что я ничего не знал про него, – сказал он. – Я считал его убитым. Все, что я узнал, я узнал от других, через третьи руки. Я знаю только, что он попал к Ростовым… Какая судьба!
Пьер говорил быстро, оживленно. Он взглянул раз на лицо компаньонки, увидал внимательно ласково любопытный взгляд, устремленный на него, и, как это часто бывает во время разговора, он почему то почувствовал, что эта компаньонка в черном платье – милое, доброе, славное существо, которое не помешает его задушевному разговору с княжной Марьей.
Но когда он сказал последние слова о Ростовых, замешательство в лице княжны Марьи выразилось еще сильнее. Она опять перебежала глазами с лица Пьера на лицо дамы в черном платье и сказала:
– Вы не узнаете разве?
Пьер взглянул еще раз на бледное, тонкое, с черными глазами и странным ртом, лицо компаньонки. Что то родное, давно забытое и больше чем милое смотрело на него из этих внимательных глаз.
«Но нет, это не может быть, – подумал он. – Это строгое, худое и бледное, постаревшее лицо? Это не может быть она. Это только воспоминание того». Но в это время княжна Марья сказала: «Наташа». И лицо, с внимательными глазами, с трудом, с усилием, как отворяется заржавелая дверь, – улыбнулось, и из этой растворенной двери вдруг пахнуло и обдало Пьера тем давно забытым счастием, о котором, в особенности теперь, он не думал. Пахнуло, охватило и поглотило его всего. Когда она улыбнулась, уже не могло быть сомнений: это была Наташа, и он любил ее.
В первую же минуту Пьер невольно и ей, и княжне Марье, и, главное, самому себе сказал неизвестную ему самому тайну. Он покраснел радостно и страдальчески болезненно. Он хотел скрыть свое волнение. Но чем больше он хотел скрыть его, тем яснее – яснее, чем самыми определенными словами, – он себе, и ей, и княжне Марье говорил, что он любит ее.
